Когда он уходит, всегда смотрю ему вслед. Как преданная собака, провожающая любимого хозяина. Смеюсь сама над собой: мне ли влюбиться по уши в 17-летнего мальчика! Перевидала столько мужчин и выбрала наивного школьника. Испытала столько разных оргазмов, а ласки этого юнца стали для меня воистину открытием. Озан рядом со мной даже тогда, когда находится на расстоянии десятков километров. Я чувствую тепло его дыхания на затылке. Он, в свою очередь, говорит, что в дни разлуки слышит биение моего сердца. Мы связаны — надолго ли? «Алекса, я с каждым днем сильнее ощущаю тебя. Вчера на уроке математики от возбуждения чуть не умер: явственно чувствовал на коже твои мягкие губы, хотя и сидел за партой один. Это какое-то волшебство…» Я смеюсь: «А может, вместо очередного уравнения ты подумал кое о чем другом?» Целует в кончик носа: «Я тебя люблю больше жизни. А ты?» — «Ты сам все знаешь, милый». Озан настаивает: «Нет!!! «Я тебя тоже люблю» — скажи так». Но я говорю о любви не словами, а действиями: снимаю майку, расстегиваю лифчик, ложусь на него. Жадно раздеваю. Шепчу в ухо: «Ты сводишь меня с ума». Он перебрасывает меня на спину, стаскивает футболку, забывая об ответе на важный вопрос.

27

Я прогуливаюсь по паромной пристани Эминёню, [56] рассматриваю облака, словно баллончиком сливок распыленные по небесно-голубой глазури. На часах 13:07. В обеденное время центр Стамбула напоминает пчелиный рой — шумный, суетливый. Люди спешат, забегают в переполненные кафешки, песня Босфора сливается со звоном посуды. Обожаю ритм Стамбула: при всей своей строгости он наделен мягкостью и сентиментальностью. В нем нет жестокой динамики Москвы…

Проголодалась. Но обедать в забитых посетителями заведениях малоприятно, лучше перекушу на улице. Взгляд останавливается на красно-желтом павильончике, где готовят потрясающую рыбу: ее прямо на глазах прохожих ловят в Босфоре, очищают, бросают на решетку, под которой дымятся угли. После пяти минут копчения рыбу вкладывают в мягкую булочку, украшают по бокам листьями салата, кусочками помидора, сладким луком, посыпают сумаком [57] или сдабривают лимонным соком — уммммм!

Сажусь на скамейку, наслаждаюсь турецким фаст-фудом, подкармливая одноглазую рыжую кошку. Она громко мяукает, отказывается от булочки, требуя кусочек рыбки с дымком. Делюсь. Уличные кошки такие же ласковые, брошенные, по нужде корыстные, как и русские проститутки здесь… В заднем кармане джинсов завибрировал мобильный — пришла эсэмэс. Я облизываю кончики пальцев, вытираю салфеткой сок помидора с ладони. Аккуратно достаю телефон. От Озана. «Ваnа kasten mi azap veriyorsun? Benim acilar?m seni mutlu mu ediyor? Senin de bulundugun о rezalet videoyu seyrettim. Bununla gurur mu duyuyorsun? Aleksa, sen kendini rezil duruma dusuruyorsun. Senden nefret ediyorum». [58] Иной реакции я и не ожидала. А как должен реагировать мужчина, обнаруживший грязное порно с участием любимой?…

Вчера, пока Озан мылся в душе, я перебросила на его мобильный видеофайл Trax_v_Stambule.3gp. Сама раскрыла карты, какими бы тяжелыми не являлись последствия. Пусть лучше я покажу это Оза-ну, чем ему это покажет кто-то чужой. Скрывать бесполезно. Темное всплывает наружу быстрее светлого. Я хочу быть открытой перед моим мальчиком, Пусть он не думает, что телом принадлежу только ему, что только он меня целует. Однажды он сам писал: «Ты — не моя, ты — всех», теперь Озан на все сто процентов убедился в этом. Я сохраняю спокойствие, но в глубине души испытываю боль. Босфор — единственный свидетель моей боли. Я не отвечаю на сообщение. А что можно ответить? Извиниться? Начиркать «я тебя люблю»? Смешно. Иногда отвечать на некоторые вопросы излишне. Ответы на некоторые вопросы известны до их появления… Закидываю мобильный в сумку. Кошка по-прежнему рядом. А у меня пропал аппетит, и я скармливаю оставшуюся рыбу обжоре: «Правильно, красотка. Запихивай в себя пищу, если даже желудок переполнен, ты же тоже не живешь одним днем. Понимаешь, что надо наесться вдоволь, завтра еды может и не быть. Знаешь, я тебе завидую: ты свободная, без документов, трахаешься по собственному желанию, любить тебе не воспрещено, добыванием денег не обременена. Здешний народ относится к вам, кошкам, с уважением, потому что много веков назад одна из вас спасла пророка. Эх, везет вам. Как там пелось в песне? Наверное, в следующей жизни я точно стану кошкой…» Собеседница моя запрыгивает ко мне на колени, облизывает подбородок, мол, не грусти, старушка, и на твоей улице будет праздник. А почему праздники нужно ждать?… Снова вибрация. Еще одна эсэмэс от Озана: «Neden cevap vermiyorsun? Neden boyle yaptin, soylesene? Neden bunu gormeme sebep oldun? Ben senden hicbir zaman utanmadim. Ben seni once kalben, sonra ise cismen seviyordum… Kusuruma bakma, senden birsey talep etmem de dogru degil. Mesajlar?ma cevap vermeni bile. Sen — benim degilsin. Bu gun bunu anladim». [59] Снова не отвечаю. Нужно дать мальчику время: пусть переосмыслит реальность, сделает выбор. Этим поступком я не отказываюсь от Озана, а утверждаюсь в желании быть с ним. Не прятаться в пещере лжи, а быть вместе под открытым небом правды…

Я закуриваю сигарету, прощаюсь с кошкой. Расставшись со мной, она моментально находит утешение в объятиях маленькой девчушки, отщипывающей сладкую вату. Рыжая тоже не прочь полакомится десертом… Автобусом доезжаю до отеля. На часах 15:12. Нужно принять душ и отдохнуть до 6 вечера, жду в половине седьмого клиента. А вот и третья эсэмэс от Оза-на: «Neden senden vazgecemiyorum? Neden seni unutamiyorum?». [60] Решила ответить: «Biz hep unutmak istediklerimizi zor unuturuz… Anla beni… sevgilim». [61]

28

В дни депрессии я погружаюсь в мир разноцветной посуды. Прячусь от вязких переживаний за плоскими тарелками, пузатыми кружками, низенькими кофейными чашками, тяжелыми салатницами. Если просыпаюсь с депрессивными симптомами, моментально собираюсь в поход. Протираю лицо ромашковым кубиком льда, небрежно закалываю спутанные волосы, надеваю топ с потертыми джинсами, вьетнамки и буквально выбегаю из отеля.

В подобные моменты наплевать мне на внешность. Важнее важного сбежать от депрессии. Не дать ей развиться. Уберечь себя, сохранив рабочий ритм… Я постоянно хожу в один центральный магазинчик, где продают неординарную посуду по скромным ценам. Продавщицей там служит коротко остриженная татарка Роза. Летом она работает в Турции, а с наступлением холодов возвращается в Баку, где ее ждут две дочери-школьницы и пожилая мать. Я восхищаюсь Розой — она с таким достоинством проживает свою нелегкую жизнь… А я? Впрочем, у каждого свой крест.

Я провожу среди фарфора и керамики более трех часов. Рассматриваю кружки с желтыми физиономиями семейки Симпсонов, пепельницы из неонового стекла, глажу шершавые бока симпатичных мисок из грубой глины. Роза демонстрирует новинки: кофейный сервиз в японском стиле, весь в цветах сакуры, и керамическую солонку в виде мальчика с футбольным мячом в руках. При виде последней мои глаза наполняются слезами. Озан! Чистый взгляд, сильные руки, выпуклый пупок, мягкий голос, сладкое дыхание, юношеская искренность — о, как я скучаю… Опустив голову, отступаю в отдел фаянса. Роза в недоумении возвращается к кассе. Я проверяю календарь в мобильном — трое суток до дня рождения моего мальчика. Неужели мы встретим его совершеннолетие в разлуке?…

Со вчерашнего дня Озан не прислал ни одного сообщения. Не могу поверить. Позвонила в службу поддержки Turkcell, [62] чтобы проверить настройки мобильного. А может, технические проблемы? Болтливая операторша убедила меня в отсутствии сбоев в настройках телефона и в сети. Значит, мой мальчик сделал выбор. Отказался от Алексы. А я-то, дурочка, поверила в другой финал… Роза упаковывает мне кружку и ту самую солонку. Плачу около 9 долларов и покидаю магазин в прежнем состоянии. Глупые проститутки верят в любовь. Мудрые проститутки верят в любовь лишь во время просмотра мелодрам… На обратном пути покупаю шампанское: поражение тоже можно отпраздновать.